Стремительный крах выстроенного Америкой афганского государства — острое напоминание, что государства — далеко не единственная форма политической организации. Отнюдь. В первые десятилетия 21-го века по всему мировому югу налицо свидетельства коллапса государства. Кризис коснулся и государств развитого мира — даже самых исторически стабильных стран, включая США и Великобританию. Во многих объятых кризисом государствах к власти пришли авторитарные лидеры, чтобы защитить порядок от нависшей угрозы краха: они реагируют на страхи наиболее привилегированных благополучателей нынешних институтов.
Тонкая, но научная книга Сумита Гухи (Sumit Guha) «Племя и государство в Азии через двадцать пять веков» дает необходимый контекст для понимания одной из самых мощнейших форм политической организации, противостоящей государству: племени. Гуха — историк Южной Азии и специалист по социологии. По собственному выражению, его интересует «политическая экология племенной жизни». Он утверждает, что климат и топография расширяют возможности местных и децентрализованных форм социальной организации на окраинах империй и государств. Группы в этих регионах выживают благодаря родственным связям и привычке к земле. Они сопротивляются могущественным захватчикам и творчески адаптируются к широким изменениям в политике и экономике.
Последний пункт — конек Гухи: он показывает, что племена — отнюдь не пережитки давно утраченного прошлого, а, напротив, динамичная адаптация к угрозам и стимулам современного мира. Он предлагает блестящий обзор примеров на азиатском континенте, включая племена долины Сват в Пакистане, этнические меньшинства в Китае и зарегистрированные племена в Индии. Каждая из этих групп отреагировала на могущественные государства вокруг себя, изменив племенное самосознание ради выживания. В Индии, например, племена воспользовались индийской демократической системой и вытребовали себе квоты на государственные должности и университетское образование, а их коллеги в соседнем Пакистане сопротивляются государству и поддерживают военизированные группировки, регулярно пересекающие границу с Афганистаном. «Талибан» (запрещенная в России террористическая организация — прим. ред.) — это современный продукт племенизма в Пакистане, который иногда сотрудничает с государством в Исламабаде, а иногда выступает против.
Гуха критически относится к тому, как рассуждают о племенах ученые, журналисты и политики. Они описываются статически, в терминах, неизбежно отягощенных предрассудками о культурной неполноценности. Если государства рациональны и новаторски, то племена подаются как нечто застывшее, привязанное к традициям. Американцы любых политических взглядов не могут избавиться от убеждения, что они более сведущи, чем представители афганских племен, которых они 20 лет безуспешно пытались организовать в современную военную и государственную бюрократию. Гуха не описывает альтернативную вселенную племенных утопий, но опровергает утверждения, будто государство может заменить племена в Афганистане и других местах.
КонтекстБывший посол США в Кабуле: наша бездарная интервенция в Афганистане — это 20 лет ошибок и просчетов (FA)Foreign Affairs17.08.2021Газета.uz: камбэк талибов и его последствия для Узбекистана и Центральной АзииГазета.uz17.08.2021Eurasianet: страны Центральной Азии ошеломлены событиями в АфганистанеEurasiaNet17.08.2021И покуда могущественные государства пытаются навязать свои ритуалы и цели, племена приспосабливаются и сопротивляются с удивительной изобретательностью. И там, где децентрализованным пастырским общинам благоприятствует политическая экология, у них есть преимущество. Мы наблюдали эту динамику развития событий в Афганистане целых два десятилетия — причем с очень жестоким концом. «Талибан» с племенной структурой Афганистана и Пакистана сочетается гораздо лучше США: именно так они пережили неоднократные атаки. «Талибан» наверняка столкнется с сопротивлением целого ряда племен, особенно на севере, но они не будут пытаться выстроить централизованное бюрократическое государство, в отличие от США.
Гуха пишет о «возрождении племен» в Азии и на других континентах. Развитию этой политической экологии могут способствовать технологии связи и ведения войны: они помогают местным сетям самоорганизовываться и противостоять силам более крупным, но отдаленным силам. Разумеется, Гуха также отмечает, что возрождение племен никоим образом не препятствует возрождению империй — например, Китая — которые расширяются и приобретают благодаря всё тем же коммуникационным и боевым технологиям. Вопрос-мотивировка блестящего исследования Гухи звучит так: могут ли между ними уместиться проекты государственного строительства? Приходит ли в упадок современное государство, основанное на интеграции различных племен общим самосознанием и бюрократией? Распадаются ли государства на, по выражению Гухи, «племена с флагами»?
Национализм как явление Гуха в своей книге игнорирует, хотя в Китае, России, Индии, Бразилии и многих других этнически неоднородных обществах он, кажется, силен как никогда прежде. Наоборот, проблемы, создаваемые субгосударственными субъектами, повлекли за собой воинственный возврат к риторике национального превосходства и права господствовать над другими. В эти националистические выкладки нередко укладывается и раса как критерий «свой — чужой». Хотя раса может быть связана с племенем, обычно она все же выражается в более широком национальном контексте. Сегодня государства снова прибегают к идее расового превосходства в оправдание изгнания и даже геноцида — от Руанды и бывшей Югославии до Крыма, Синьцзяна и других приграничных зон. Государственная власть тем безжалостнее, чем больше она под ударом.
Книга Гухи дает понимание, что государства — далеко не единственный игрок, хотя они и остаются основными строительными блоками для большинства наших моделей и институтов. Племена столь же современны, рациональны и новаторски. Они соревнуются внутри государств и за их пределами. И заслуживают внимания не как устаревшие явления, которые необходимо устранить, а как составные элементы современной глобальной политики.
Эти идеи чрезвычайно важны для повседневного анализа политики. Дипломаты должны больше знать об активных племенах. Политики должны подходить к ним как к серьезным партнерам по переговорам. Лидеры должны признать, что государственные институты, которым они отдают предпочтение, далеко не факт, что превосходят племенные альтернативы. Устоявшиеся местные практики зачастую самые современные и лучше всего подходят для граждан.
Как этот подход изменил бы ситуацию в Афганистане за последние два десятилетия? Можно было попытаться найти альтернативу попыткам построить афганское государство. С первых дней после разгрома «Талибана» в конце 2001 года американские политики осознали серьезную проблему объединения пуштунов, таджиков, хазарейцев и множества других племен в единый политический союз. Исходя из американской истории, лидеры предположили, что это все же предпочтительный исход, но анализ Гухи указывает в противоположном направлении. США могли попытаться создать отдельные политические институты для разных племен, лучше отвечающие их конкретным требованиям. Сознательно рассеивая влияние США прочь от Кабула на районы проживания племен и делая упор на региональную автономию вместо национальной интеграции, Вашингтон мог бы построить более прочные отношения. Такой подход отверг бы надежды на демократизацию и развитие с точки зрения Запада, но побудил бы племена к сотрудничеству с США, а не с «Талибаном» и другими группировками.
Сработал бы племенной подход к Афганистану успешнее американского проекта государственного строительства, мы не узнаем. Книга Гухи закладывает основу для глубокого, пусть и провокационного исследования этой альтернативы. Влиять на другие страны США не перестанут, но они должны действовать успешнее, чем в Афганистане. Более глубокое понимание племен как современных политических игроков будет иметь важное значение для серьезных политических реформ. Исследования Гухи могут предложить внешнеполитическому сообществу немало. Мы сейчас пишем, так сказать, протоколы вскрытия по Афганистану, и они не даются, а ведь это именно та книга, которую действительно стоит прочесть специалистам по внешней политике.
Джереми Сури — почетный глава кафедры лидерства в глобальной политике в Техасском университете в Остине. Профессор исторического факультета и Школы общественных связей Линдона Джонсона.
Источник: