Главный советник руководителя Аналитического центра при Правительстве Российской Федерации Леонид Григорьев рассказал о том, почему Россия сравнительно легче переносит «идеальный коронавирусный шторм», для чего важно развивать мейн-стрит в небольших городах, и что можно позаимствовать из практики общественных работ периода Великой депрессии.
Интервью
Леонид Григорьев — Фото: Источник
Читайте также
Посткоронавирусный синдром: о чем переживают люди после пандемии
Коронавирус как новая тема для фантастических сюжетов
Коронавирусные сводки или как реагируют на пандемию горожане, судьи и мировые лидеры
Коронавирус отбросил значительную часть граждан на два нижних этажа пирамиды Маслоу: в приоритете – удовлетворение физиологических потребностей и потребность в безопасности. В то время, как состоятельные слои населения уходят на самоизоляцию, люди со средним достатком и малообеспеченные нередко вообще остаются без работы и вынуждены менять привычный образ жизни. О том, почему Россия сравнительно легче переносит «идеальный коронавирусный шторм», для чего важно развивать мейн-стрит в небольших городах, и что можно позаимствовать из практики общественных работ периода Великой депрессии – в интервью шеф-редактора Business FM Петербург Максима Морозова с главным советником руководителя Аналитического центра при Правительстве Российской Федерации Леонидом Григорьевым.
ОСОБЫЙ ПУТЬ РОССИИ
Максим Морозов: Леонид Маркович, вы сказали, что Россия чуть проще переносит «идеальный шторм», который накрыл весь мир. В чем наше, так скажем, «конкурентное преимущество», почему Россия проходит его легче?
Леонид Григорьев:
У нас целый ряд отраслей, которые на Западе закрыли по услугам и так далее, просто менее развиты. Как ни парадоксально, наши туристы, которые туда ездили их потреблять, остались дома. То есть спрос сократился у них, а люди с деньгами остались у нас. Предъявили спрос на доставку пищи, медицину и так далее. Маленький кусочек спроса, но он переключился.
Второе, мы, конечно, гораздо более привычные к перенесению различных трудностей.
В-третьих, у нас огромная система дач. Дача на Западе – это штучная вещь у очень состоятельных людей, а у нас – это массовое явление, по крайней мере летом. Я так думаю, чтов значительной мере летом было меньше заражений, усиление пошло осенью, а летом все попрятались по дачам и обеспечили не насильственную, а естественную изоляцию друг от друга. И здоровье поправили, как говорится, в этом году, и не обгорели на солнце в жарких местах. Мы не такие дисциплинированные, как китайцы или немцы, которые тоже достаточно прилично прошли эпидемии. Люди все-таки сознательно относятся.
О ЗАРУБЕЖНОМ ТУРИЗМЕ
Максим Морозов: Вы часто ссылаетесь на статистику по авиаперевозкам. О чем она говорит?
Леонид Григорьев: Рынок нефти потерял в уходящем году, по оценкам, примерно 9,5 млн. баррелей. Думаю, что не меньше половины из этого – это авиационный керосин. Как вы сбалансируете рынок нефти без него? Насколько я помню, до начала коронавирусав мире в день летало 240 000 рейсов, а закрылось – 180 000.Летают немножко внутри США, немножко в разных странах, немножко внутри Китая. Это резко упало.
…до начала коронавируса в мире в день летало 240 000 рейсов, а закрылось – 180 000.
По автомобилям тоже потери, но не такие большие. Кроме того, в Средиземноморье не летают огромные самолеты, которые везли огромное количество китайцев и американцев отдыхать. Но и плюс наших. Это практически означает, что закрылись по всему Средиземноморью – это, считай, бывшая Римская империя, а теперь большой курорт из разных стран –все рестораны, отели и так далее. В результате,у Италии, Франции, Испании паденье ВВП в районе 12,5%, по оценке. В любом случае,у них на 2-3 пункта больше, чем у Германии и центральных европейских стран, потому что там десятки миллионов людей въезжали, миллионов по 80 в Италию и Испанию, еще больше во Францию. Это все исчезло. Исчезла занятость в малом бизнесе, в отельном, в ресторанном, в продовольственном, в музейном. Все.
Чем более развита была страна с точки зрения въездного в нее туризма, тем больше она потеряла.
У нас все-таки произошло оживления внутреннего спроса. Нам, главное, расправиться с пандемией, а в принципе можно перестраиваться.
О ВНУТРЕННЕМ ТУРИЗМЕ
Максим Морозов: Вы говорите о том, что сейчас необходима трансформация под коронакризис?
Леонид Григорьев: Да, учитывая, что изоляция еще будет сохраняться. У нас огромные пространства, их надо использовать.
У нас не хватает, на мой взгляд, обычных вещей, которых во всем мире полно. Это двух-, трехзвездочные мотели.
Постройте дорогу, постройте домик. У нас столько лесов! Мы-то как раз можем сделать большие площади ресторанов с пятью метрами между столиками. Да без проблем!
Максим Морозов: Кто туда поедет? Зачем? Как их заинтересовать? Мы построим инфраструктуру…
Леонид Григорьев: Почему? У нас люди бы отдыхали. Человек, чтобы слетать куда-то, копит. Они должны быть дешевые,эти двух-трех-звездочные мотели. Пока отдых в Подмосковье будет дороже, чем в Турции, это тяжело.
Нам нужна внутренняя рекреация, внутренний туризм. Он должен быть недорогой.
Надо отстраивать в Центральной России, восстанавливать малые города. Не пытаться затащить всех в большие 30-тиэтажки в нескольких больших районах. Я думаю, что
коронавирус и угроза таких вещей в будущем навяжет изменения в расселении. Люди будут больше стараться жить за городом. Тем более, что появляется возможность удаленной работы.
Изменится характер центров городов. Трансформация только начинается.
О ТРАНСФОРМАЦИИ ГОРОДОВ
Максим Морозов: Трансформация за счет мейн-стрит, вы проводите эту идею – что имеется в виду, насколько это применимо к Петербургу?
Леонид Григорьев: Насчет Петербурга – у вас с мейн-стрит очень хорошо, даже трудно что-то посоветовать. Есть карта 1533 года – Ивану Грозному от роду 3 или 4 года – это время ВасилияIII. Практически все Московское и Новгородское княжества – по-нашему сейчас Центральный и Северо-Западный федеральные округа – это и есть исторический центр страны, откуда мужики поперли во все стороны и устроили империю, чрезвычайно упрямые люди вылезли из этих лесов. Но за эти пять веков каждый маленький хороший город вполне заслуживает хорошей главной улицы, а программы мейн-стрит, главная улица, были в США в 1920-х годах, 100 лет назад. У них после Первой мировой войны были деньги, они подтолкнули эту идею. Но они это делали на американскую революцию,1700-е годы, полтора века назад.
У нас каждый город мог бы выбрать себе период, когда он был великим.
Сызрань – место, где сидел Островский и писал пьесы про купцов. Или какой-нибудь район. А в больших городах, тем более тех, которые втянули в себя пригороды –могут быть и небольшие улицы. В Москве каждый район мог бы иметь свою маленькую старую улицу.
Максим Морозов: Конкурентные преимущества этой улицы?
Леонид Григорьев: Во-первых, это стилизовано: там рестораны, там церковь, там местные музеи. И это хороший повод для местного патриотизма и национальной идентичности. Правильное отношение к своему прошлому, малая родина. А поскольку это все хорошо сделано, там колоссальный внутренний спрос. Красивая улица – там получше дома, получше квартиры, дороже недвижимость и больше налоги для муниципалитетов.
О ШОКАХ, ПРОШЛЫХ И БУДУЩИХ
Максим Морозов: Попрошу вас структурировать коронакризис, он структурируется на шоки – какие мы прошли, какие нас ждут впереди?
Леонид Григорьев:
Первый шок был – неожиданность,
второй шок был весной во всем мире, когда умирали люди. У нас гораздо меньше, конечно, но когда слышишь сводки из других стран, то страшновато.
Потом была надежда во всем мире, что это летом затухнет.
Следующий шок был, что это возвращается мигом, как только ты чуть-чуть перестал его давить, он тут же к тебе возвращается, хотя лечить научились.
Главный шок – это просто длительность. Надо будет зиму с ним пережить, когда скученность, когда мы должны функционировать, особо никуда не денешься, на улице мороз.
ПРО ОБЩЕСТВЕННЫЕ РАБОТЫ
Максим Морозов: По поводу общественных работ. Естественно, параллели у нас и с Великой депрессией в США, и с советской практикой. При каких условиях это может сработать и сработает ли сейчас?
Леонид Григорьев: Напомню, что есть разница в помощи в Европе, у нас и в США. В США людей увольняют и дают им что-то для поддержки, давали, во всяком случае. Посмотрим, как они там справятся. В Европе поддерживали бизнес, чтобы не увольняли сотрудников – это немножко другой подход. Тем не менее, если мы начинаем думать об общественных работах, то надо такие виды деятельности, где в пандемию нельзя собрать толпу народа, надо делать очень аккуратно. Среди программ Рузвельта, кстати, и его родственника Теодора, у них в США в те времена была сделана огромная работа по национальным паркам и по украшению городов. Например, Флорида была болотом, они его засыпали на метр. Мыс Канаверал, между ним и Майами расстояние в несколько часов езды. Когда едешь, тебе объясняют, что все это было болотом –была серединка земли, а по краям были огромные болота, которые подзасыпали.
Во время общественных работ, это не обязательно были дороги, очень много можно сделать для создания средств отдыха, изоляции, подготовки территории для более просторного расселения.
Когда Рузвельт пришел к власти, у него была безработица 25%, а ВВП был минус 45%. 4 марта 1933 года он был инаугурирован, 5 марта открыл пивные, потому что штаты уже проголосовали за отмену поправки по запрету на производство, перевозку и продажу алкоголя. Формально за питье не наказывали, наказывали за торговлю. Проголосовали к декабрю 1932 года, президентом был еще Гувер. У них была совершенно ужасная ситуация в банковской системе. И 4 марта он был инаугурирован, а 5 марта шикарно закрыл банки, потому что их надо было санировать, и открыл пивные. Вот это был жест!
Источник: